ПСТБИ-Online

Про "дневников" с пастырского факультета Свято-Тихоновского института рассказывают, что к последнему курсу их в группе остается пятеро из двадцати пяти человек. Все такие - лысые, очки у них - как бинокли (потеряли зрение в библиотеках), знают по три-четыре языка… Им предлагают:

- Мы можем снять с вас сочинение… (А сочинение у нас как маленькая диссертация: два месяца читаешь и месяц пишешь).

- Мы можем снять с вас сочинение, но для этого нужно выучить еще арабский.

Они:

- Согласны.

(То есть, что только люди не придумают, только бы сочинение не писать).

И говорят, если ты к пятому курсу не переводишь бегло с арабского на древнееврейский, то считай, что напрасно провел время в институте.

Не знаю, правда это или неправда, но у нас на "вечернем", слава Богу, таких ужасов нет.

Супруга моего духовника спрашивает:

- А сколько учатся в вашем институте?

- Ну, все по-разному, - отвечаю, - кто - четыре месяца, кто - семь, кто - два года (редкая птица долетит до середины реки), кто - пять лет, а кто - десять (наиболее усидчивые, второгодники).

У нас есть очень строгий преподаватель.

- Батюшка, - объясняем мы, - но так же институт останется без 117-ой группы.

Думаем: ну все, срезали его.

- Не-ет. - членораздельно поправляет он, - это 117-я группа… останется без института.

Тогда я понял, что я как раз из тех, которые учатся в нашем институте четыре месяца. До первой сессии.

На первом курсе нас пугали, что нашему отцу Георгию ходят сдавать "Новый завет" по пять раз. На пятый раз он ставит "тройку" и тяжело вздыхает:

- Я буду отвечать на страшном суде, что ставлю вам положительную оценку.

Ну понятно, он ревнует, чтобы мы знали не хуже протестантов. Объясняет:

- Они с утра до вечера "долбят" "Новый завет". Потому что у них кроме него нет других предметов. А у нас кроме него еще много других.

- Батюшка, - кто-то из наших интересуется, - а что если мы напишем в сочинении какую-нибудь ересь?

- Вы много о себе не думайте, - урезонивает он, - Чтобы написать какую-нибудь ересь, это надо много знать. Вон, вспомните - выдающиеся ересиархи: Арий, Несторий - это были образованнейшие представители своего времени. А чтобы впасть в прелесть, это надо что-то делать: много молиться, поститься. Так что, - заключает отец Георгий, - написать ересь или впасть в прелесть, нам с вами это не грозит.

Первый зачет: тест по истории Древнего мира мы сдавали компьютеру… На каждый вопрос он предлагает пять различных вариантов ответа и из них нужно выбрать один правильный. За сутки до зачета нам раздали листки с вопросами и ответами. Сто сорок новых (для меня) наименований, Такие как: Утухенгаль, Саргон, Аккад, Нарасуен, Эбл и таких сто сорок (!). На-ра-су-эн это звучит для меня как китайская грамота, как набор звуков. И чтобы с моей памятью таких запомнить без малого полторы сотни?! Но полторы сотни новых терминов - это еще полбеды, но чтобы запомнить еще сто сорок дат, сто сорок цифр? Это, по-моему, уже что-то из области запредельного.

До пяти утра я учил. Причем как запоминал? "Народ кутиев разгромили в 2109 году (до Р. Х.)". "Кутии" - похоже на православную "кутию", "две тысячи сто девятый" - это "двадцать один - ноль девять", есть такая машина - "ВАЗ 21-09"("Жигули"), Кутию везли на "ВАЗ 21-09", она попала в аварию… Да, а в битве, в которой разбили кутиев, участвовал Утухенгаль. Ну вот, кутию везла на коленках Галя, машина разбилась, она плачет, а ее просят: "Утухни, Галь" (Утухенгаль). И то, чему удалось успеть найти такие ассоциативные связи (правда, таких оказалось немного) запомнил намертво, на века. А то, что просто зазубрил, выветрилось из моей головы уже через неделю, оставив ее (голову) опять в первозданной, целомудренной чистоте. Правда, недостатки ассоциативного запоминания в том, что мне до сих пор не известно: что это за народ кутиев, где он жил, чем был славен, кто их разгромил, и вообще, Утухенгаль, он в битве за кого был: за кутиев или против? Но то что: "народ кутиев, две тысячи сто девятый год, Утухенгаль" - это я запомнил "железно", не сотрешь.

Зашел в храм, приложился ко всем иконам, покропили меня святой водой, взял благословение у батюшки, положил пять рублей в ящичек для пожертвований (пять рублей у меня с "пятеркой" ассоциируется)… В общем: православный оккультизм в действии. Ворвался в аудиторию как "на белом коне", и через пять минут вышел оттуда… с "незачетом". А Ильюша, мой приятель, зашел такой смиренный, ничего не знающий и вышел… с "зачетом". И он мне открыл ТАЙНУ.

Настоятельница Зачатьевского монастыря рассказывала, что у нее то ли отец, то ли брат, отец Кирилл (он у нее тоже священник), когда учился в институте, перед экзаменом неукоснительно читал акафист преподобному Сергию Радонежскому, и всегда его ответы оценивались на "отлично", а однажды, перед "Научным коммунизмом", не стал читать. Думает: "Ну что я перед "Научным коммунизмом" буду святого беспокоить?" И получил "двойку". Перед переэкзаменовкой прочитал и получил "пятерку". С тех пор всегда читал.

Я решил попробовать. Перед переэкзаменовкой "Древней истории" прочитал акафист и получил от компьютера "двадцать два балла из двадцати двух возможных", хотя, как потом выяснилось, три листа с ответами из восьми перед зачетом я вообще не увидел.

Но дальше было интересней.

По "Литургическому преданию" в наших экзаменационных билетах должно было быть по три вопроса. Первый: отрывок из Евангелия (если короткий, то наизусть, если подлинней, то близко к тексту, если совсем большой, то смысл). И при этом еще необходимо указать номер главы и номер стиха (это меня больше всего умиляет: как с моей памятью, вернее, с ее отсутствием, можно демонстрировать такие фокусы). Второй вопрос: "Тропарь двунадесятого праздника", а третий - "Кондак". Место из Евангелия я знал только одно. Тропарей выучил десять - из двенадцати. А Кондаков - два с половиной из двенадцати (маловато будет!). И нужно ведь еще, чтобы это все попалось в одном билете! Сажусь на последнюю парту и канючу:

- Ребята, сядьте кто-нибудь рядом со мной, может, вы мне подскажете первую строчку Кондака, а дальше, может быть, я что-нибудь вспомню?

А преподаватель распоряжается:

- Та-ак… Все с последних парт пересели на первые. Та-ак… Огляделись вокруг себя: если рядом с вами окажется какой-нибудь предмет, будем считать его вашей шпаргалкой, и вы будете удаляться из аудитории.

Мы испуганно обозреваем под собой территорию: если кто-то из предшественников обронил, не дай Бог, авторучку или, еще хуже, какой-нибудь фантик, то все - одним несчастьем у нас станет больше…

Сказать вам, что попалось мне в билете? В первом вопросе - тот единственный отрывок из Евангелия, который я знал наизусть, во втором - известный мне тропарь, а в третьем - кондак, который я выучил наполовину.

Время истекло Преподаватель командует:

- Та-ак… Положили все ручки. Повторяю: положили все ручки. Сдаем работы. Считаю до трех. Ра-аз… Д-ва… Я не шучу: кто не успеет сдать, у того работы приниматься не будут. Два с половиной…

Не доставало только команды: "Руки - на стену, ноги - на ширину плеч!" А так по смыслу все подходило.

А нас заранее предупреждали, что если кто не ответит хоть на один вопрос, получит "неудовлетворительно". А я же кондак только наполовину воспроизвел. То есть, можно сказать, что не ответил. Читаю через неделю вывешенные результаты проверки, а напротив моей фамилии - "Отлично"(!). Но дальше - больше.

Перед экзаменом по "Истории Древнего Востока" меня на работе загрузили так, что ни на какую подготовку и времени не осталось. Я умоляю:

- У меня - экзамен в субботу, можно я на следующей неделе это сделаю?

- Нет, нужно сделать до субботы.

В результате, я не только ничего не выучил, но даже и прочитать ничего не успел. Прислушиваюсь к себе: ну хоть какой-нибудь народ, хоть какая-нибудь битва? Будет какой-нибудь отклик? Нет… Нет никакого отклика. Глухо.

Про владыку Серафима Соболева рассказывали, что перед экзаменом он как-то успел выучить только один билет. И молился со слезами на чердаке преподобному Серафиму Саровскому, чтобы помог сдать. И попался именно тот билет, который он выучил. Думаю: "Владыка Серафим Соболев хоть один билет знал, ему было из чего предоставить, а я то - вообще ни одного. Ну что толку читать акафист? Чем тут можно помочь?" Ну, из чувства долга все-таки прочитал. Подавленный, захожу в аудиторию. Первый вопрос: "Народ кутиев". Но про кутиев, меня хоть ночью разбуди, я отвечу без размышлений: "Две тысячи сто девятый год. Утухенгаль". Маловато, правда, текста для ответа на экзамене, но уже хоть кое-что (!). На первый вопрос я рассказывал преподавателю, как запоминал. Преподаватель хохочет, настроение у него уже хорошее.

- Ну, - смахивает слезинку с краешка глаза, - второй вопрос вы тоже не знаете?

- Знаю, - отвечаю не моргнув глазом.

А единственная точка пересечения между нашим курсом истории и Ветхим заветом, была эпоха судей. И мне она как раз попалась вторым вопросом, а Ветхий завет я читал и раньше, и перед поступлением, и две недели назад, случайно, это место перечитывал. Там всего было двенадцать судей израильских. Про Гедеона я вспомнил, а на остальных меня все равно заклинило. Думаю: "У кого же там волосы отрезали?" Только на второй день вспомнил: у Сампсона. Но второй день, конечно, для экзамена поздновато.

- Знаю, - повторяю, - Вот, про Гедеона могу рассказать… И делаю многозначительную паузу, мол, про остальных тоже могу, если у вас только времени достанет слушать.

И как вы думаете что он мне поставил?.. Ну, предположите…

"Пять баллов"!.. Вот что значит АКАФИСТ!

P. S. На втором курсе, я продолжал проводить наблюдение за интересующим меня предметом и к своему удивлению вынужден был констатировать такой факт, что на втором курсе акафист… перестал помогать. Или если и помогает, то не так ярко, не так знаменательно.

Меня спрашивают:

- А ты дозу не пробовал увеличивать? Может, привыкание наступает?

- Нет, - отвечаю, - у нас один паренек по три акафиста читал, и все равно на "заочный" перевели.

Я так думаю, что Господь нам показал, что Ему нетрудно сделать, чтобы попадался единственный выученный билет из всех. Но у ребят наших после первой сессии испуг вдруг прошел, и они перестали посещать лекции. Из двадцати человек ходит только пятеро. Обидно, конечно, как говорится, за державу). И Ему, наверное, ничего не знающие специалисты тоже не нужны. Вот и закончилась наша, извините, масленица.

Андрей Радкевич